Marusenka, Надежда Зейглиш, психолог

Терапия травмы

Интересно, что к разговору о последствиях психологической травмы меня подтолкнула статья Б. А. Березовского «Как заработать большие деньги». Вот этот фрагмент:

«Никогда не говори за людей «нет», пока они сами тебе его не сказали»
Мудрая и очень практичная поговорка. Но зачастую человек так зримо воображает предполагаемый отказ в своей просьбе, так отчетливо и в ролях разыгрывает в воображении сцену своей неудачи, что и идти выяснять уже ничего не надо: он сам спросил и сам ответил, просьба умерла в нем самом - чего же боле?
Но нередко мы встречались с ситуациями, когда такой человек все же преодолел себя и решил пойти узнать настоящий результат.
Он ничуть не удивляется, когда результат в точности соответствует его развитому воображению.»

Что зацепило? Вот такой заколдованный круг, дурная бесконечность – это если по-умному, если по-простому, то «И снова те же грабли!»

Делать – не делать, пробовать – не пробовать, – всё едино! Часто к психологам и психотерапевтам обращаются, когда назрела необходимость что-либо менять в жизни, и менять с чьей-то помощью. Так как сначала есть желание справиться самостоятельно, всё понять, проанализировать, учесть, сделать выводы и НЕ ПОВТОРЯТЬ УЖЕ ТО, ЧТО НЕТ СИЛ ТЕРПЕТЬ! Но когда понимание и осознание не помогают, когда раз за разом повторяется привычная схема, то человек отчаянии спрашивает: ну как же так? Почему опять? И не пора ли уже начать сомневаться в своих умственных способностях? Интеллект тут ни при чём. Скорее всего – вы умный человек, скорее всего, даже очень умный, возможно даже умнее большинства из своего окружения. Но перед очередными «граблями», похоже, ум бессилен.

Кстати, ум – это один из диагностических критериев «травматика». Почему именно ум? Травма – это боль. Боль – чувствуют. Когда много, долго и хорошо думаешь, то уже ничего не чувствуешь. Это помогает. Поэтому многие люди, пережившие в детстве психологическую травму, стали очень умными, накачали свой интеллект, как мышцы в спортзале, вы ведь в курсе, что мозгу тоже нужна нагрузка и тренировка, а что нагружается, то и развивается.

Второй критерий – беспомощность, избирательная неспособность реагировать адекватно ситуации. Внешне это выглядит так, как будто взрослый человек вдруг как по мановению волшебной палочки превращается в ребёнка. Жизнь как будто разбита на части: где-то человек сильный, смелый, решительный, уверенный, компетентный, ответственный, а где-то – робкий, испуганный, беспомощный, как будто вдруг поглупевший и лишенный всех своих знаний и способностей. Лучше всего это состояние можно описать словами Взрослый и Ребёнок.. Где-то человек реагирует как взрослый, а где-то превращается в маленького испуганного и беспомощного ребёнка.

Третий признак: расщеплённость. Всё, что знает, понимает и может человек в состоянии взрослого оказывается недоступным, когда тот же человек чувствует себя ребёнком. Если такой человек обращается за консультацией к психологу, то в ходе работы взрослая часть становится ещё более знающей, понимающей и компетентной, но очень часто все эти полезные знания и навыки так и остаются недоступными его детской части. В такой ситуации люди говорят: «Всё знаю, все понимаю, но ничего не могу изменить…»

Если собрать воедино главные «приметы» травматика, то получится примерно такой портрет:

1. Наличие некой повторяющейся ситуации, которую человек однотипно воспроизводит с разными людьми, как будто актёры меняются, а роли и сценарий – неизменны. Со временем может возникнуть даже отчаяние, что сколько не сопротивляйся, а пьеса всё равно будет сыграна, пусть и помимо твоей воли.
2. Развитые аналитические способности. Удовольствие от процесса мышления. Большинство травматиков умны, начитаны, интеллигентны.
3. Проблемы с границами и здоровым проявлением агрессивности. Травматики часто не чувствительны ни к своим ни к чужим границам, не умеют их обозначать и отстаивать.
4. Есть детская беспомощная часть, которая никак не связана со взрослой сильной и успешной частью.
5. Возможна «анестезированность» чувств, т.е. воспоминание есть, но оно носит описательный характер, отстранённый и безэмоциональный.
6. Возможно наличие «слепых пятен» - какие-либо этапы жизни как-будто начисто стёрты из памяти или вспоминаются очень смутно.

Вариантов, что ещё может быть много, но это – основные.

Теперь пора перейти к самому понятию психической травмы. Важно здесь отделить событие от травмы. Не все «плохие» события приводят к психологической травме. Многочисленные исследования психического состояния людей, переживших насилие и различного рода катастрофы позволяют сделать вывод о том что травмирует не само событие, а реакция человека на него, вернее её отсутствие. Когда человек борется за свою жизнь, психика страдает меньше или вообще не страдает. В случае изнасилования сильнее всего страдала психика тех женщин, которые не кричали, не сопротивлялись, которые застыли как парализованные. Физически при этом они могли не пострадать, но для психики это гораздо разрушительнее.

Ещё сложнее бывает в ситуации неявного насилия, когда не понятно, как и на что реагировать. Изучая последствия инцеста, удалось выяснить, что последствия явного инцеста преодолеть легче, чем некие двусмысленные намёки. С кем бороться, кого оттолкнуть, кому или чему сказать нет? На кого разозлиться за нарушенные границы, когда и границ-то никаких нет и вообще ничего не понятно?
И здесь мы уже переходим к тому, что же делать с этой травмой? Как она исцеляется?

При всей важности быть здесь и сейчас как одного из важнейших принципов гештальттерапии, работа с травмой – исключение. Травма исцеляется там и тогда, где она случилась. Есть смысл вернуться в прошлое, не вспоминать о прошлом, а реально всё заново пережить, но пережить иначе. Есть такой термин «перепроживание» - то есть новое проживание травмирующей ситуации. Если изначально был ступор, важно вернуть себе способность сопротивляться. Если была молчаливая покорность, важно сказать или крикнуть «НЕТ!». Это реально похоже на машину времени: «переписав» прошлое, мы получаем возможность иначе жить в настоящем. Это важно, и это работает, но не всё так просто как хотелось бы, ведь терапия – это процесс, а не «процедура». Процесс, в котором важны отношения между терапевтом и клиентом. Если отношения сложатся и возникнет взаимное принятие и доверие, то можно будет работать и с последствиями психологической травмы. Если же отношения не сложатся, то работа будет поверхностной и малоэффективной или вообще прервётся.

Почему отношения так важны? Потому что травма подрывает основу основ любой психики – базовое доверие к жизни, к миру вокруг и к людям в частности. А что мы делаем, когда доверие утрачено: сбегаем, закрываемся (бегство вовнутрь) или атакуем противника. Терапевт тут не исключение и от него тоже хочется сбежать, замкнуться или выдать ему по первое число, чтобы не совался, куда не следует!
Безопасность и доверие требуют времени. Только надёжный терапевтический альянс, когда человек, обратившийся за помощью уверен, что терапевт на его стороне, позволяет продвигаться в работе с травмой.

Что ещё здесь важно? Вы, наверное, слышали про «Стокгольмский синдром»? Суть которого в том, что заложники могут становиться на стороны своих захватчиков и даже оказывать сопротивление тем, кто пытается их освободить. Нередки такие ситуации и в ходе работы с последствиями травмы.

Всё дело в том, что те самые «грабли», от которых взрослый человек страдает и, в общем-то, пришёл избавиться, когда-то в прямом смысле спасли ему жизнь. Очень часто то, что мешает нам жить сейчас, когда-то было просто приспособлением, находкой, палочкой-выручалочкой, спасительным способом выживания. Но со временем «спаситель» превращается в «тюремщика» и начинает удерживать и запугивать свою жертву при всякой попытке вырваться на свободу.

В детстве, в ситуации эмоционального насилия стать бесчувственным – это было спасение, но продолжая оставаться анестезированным уже будучи взрослым, невозможно создать близких отношений. И храня верность спасительной анестезии, человек обрекает себя на одиночество. Можно разыграть эту драму в лицах: Человек, Анестезия, Терапевт.
Человек: я устал от одиночества, моя жизнь пуста и холодна. Я бы хотел близких и доверительных отношений.
Терапевт: Да, это хороший запрос на терапию.
Анестезия: Терапевт опасен, он сделает тебя уязвимым для боли. Ты снова будешь страдать. Он – твой враг. Я твой единственный друг. Ты помнишь, как я тебя спасла от невыносимой боли? И ты хочешь меня предать? Бросить? Ты хочешь избавиться от меня? Ты без меня умрёшь!
Человек: Мне страшно!
Анестезия: Пошли отсюда! Я отведу тебя в безопасное место.
Человек: Но мне одиноко там в твоём безопасном месте!

Вот тут мы прервёмся. Пьеса интереснейшая. Что будет дальше? Как вы уже поняли, всё зависит от отношений. Если кабинет терапевта будет достаточно безопасным местом, то есть шанс, что человек останется и не пойдёт назад в своё анестезированное одиночество.

Причем, раскрою один секрет, Анестезия будет молчать, пока терапевт неэффективен или не слишком близко подобрался к ней. Сопротивление усиливается с приближением к наиболее болезненным воспоминаниям и чувствам. Я много раз видела как люди начинают защищать и оправдывать то, от чего в начале работы хотели избавиться, как начинают видеть в терапевте врага и злодея, хама или тупицу, садиста, насильника и т.д.

И если кредит доверия не был достаточным, то это трудное место пройти не удаётся. Так бывает. Работа с последствиями психологической травмы действительно тяжёлый процесс. Тяжёлый он ещё и по своей динамике. Нигде, пожалуй, ухудшение состояния не бывает таким ярко выраженным и мучительным. Дело в том, что воспоминание о самой травме и о всём что с ней связано часто до начала работы находится как бы в неком «коконе», в закапсулированном виде, чтобы слишком токсичное содержание не отравляло психику. Когда «оболочка» растворяется и содержимое выходит наружу, естественно, самочувствие ухудшается и человеку становится гораздо хуже…

Ради чего же все эти мучения? Проработанная травма, в отличие от «закапсулированной» позволяет человеку освободиться от власти тех самых «Спасителей-Тюремщиков», которые управляли его жизнью. Человек получает свободу и возможность строить близкие отношения не под диктовку травматичного сценария, а по своему выбору. Близость опасная вещь, и мы раним друг друга порой, никто от этого не застрахован. Но раны заживают и можно жить дальше, сохраняя особую чувствительность, а не бесчувственность избегания жизни.

Обсуждаем статью здесь

01	Publicēts: четверг, 1 августа 2013 Skatīts 5146

© Aizliegts izmantot materiālus bez administrācijas rakstiskas atļaujas