Gnomik, Наталья Самольянова

Так сложилось, что, когда моей дочери исполнилось три месяца, ей сделали операцию. Операция затрагивала голову, поэтому послеоперационные дни её нельзя было вертикализировать. Дело осложнялось тем, что лежать она могла только на левом боку. Всё это – на фоне исключительно ГВ и полного отказа от каких либо его заменителей (соски, пустышки, бутылочки).

В больнице покачали головой и сказали: «Мамочка, как же вы будете теперь кормить ребёнка?». И я задумалась: действительно – как?

По причине своего невлезания по росту в жуткие больничные кроватки (такие железные корзины на высоких ножках, не говоря уже о пластиковых корытцах для новорожденных) Алиса спала в обычной деревянной, на втором уровне. Туда её и положили, принеся из операционной. И велели напоить и покормить, как пройдёт действие наркоза.

Вся наша семья очень любит нашу маленькую девочку, поэтому палата в тот момент была забита родственниками, а моя мама вообще на три дня заселилась туда к нам (для моральной поддержки и физической помощи).

Когда Алиса проснулась, мы уже совместными усилиями методом брейнсторма придумали, как её извлечь из кроватки: просто подняли за все четыре конца пелёночку, на которой она лежала (я ей всегда подкладывала домашнюю, фланелевую) и переложили на мою кровать.

Теперь нужно было её покормить. У меня маленькая грудь, поэтому предстоящее мероприятие предвещало некоторые трудности: всяческие манипуляции и перемещения груди возможно только с параллельными же манипуляциями и перемещениями грудной клетки и, соответственно, всего тела. На первый раз всё обошлось «малой кровью»: постелила рядом с кроватью одеяло, стала на колени, наклонилась и дала одну грудь. Дочка пососала и снова заснула. Второй раз процедуру повторила, только с другой грудью.

На следующий день Алиса лежала на моей кровати с капельницей. Эта самая капельница подло мешала повторить вчерашний финт с кормлением. Пришлось залезть на кровать (враскорячку, опираясь на деревянную раму, потому что матрас сильно продавливался и дочка начинала скатываться во вмятину) и, нависнув над ней, дать ребёнке покормиться.

Чтобы дать вторую грудь, пришлось слезать и заползать наоборот. Но там, в ногах, стояла детская кроватка. В общем, кормила я, стоя минут двадцать в позе ласточки: руками опиралась на кроватную раму, одной ногой (типа как на корточках) тоже, а вторая нога – на детскокроватной стенке. Будущее показало, что подобные позы стали для нас нормой на следующие три дня.

Посмотреть на мои акробатические трюки сползалось почти всё отделение, включая врачей, медсестёр, уборщиц и других мамочек. Мнения разделились: одни просто крутили пальцем у виска, другие жалели и предлагали сцеживаться или давать смесь (то, что ребёнок признаёт только грудь, аргументом не считалось).

Я не считаю ни сейчас, ни, тем более, тогда, что делала что-то особенное, что совершала какой-то «материнский подвиг» (это из «мнений»). Я просто давала дочке то, что могла дать: родную, знакомую и понятную сисю, этот «оплот нерушимости мира» в стрессовой больничной обстановке, привычные еду и питьё, мамин запах – совсем немного в сравнении с тем, что она переживала и чувствовала из-за болезни.

07	Publicēts: пятница, 7 октября 2005 Skatīts 7268

© Aizliegts izmantot materiālus bez administrācijas rakstiskas atļaujas