unonia

"Я ведь пишу не для того, чтобы отбросить на землю тень побольше."

Ромен Гари, "Обещание на заре"

Ромен Гари, он же Эмиль Ажар, появился на свет в городе, который сейчас называется Вильнюс и является столицей независимого государства Литовского. Но 8 мая 1914 года, когда мир услышал первый крик будущего писателя, военного летчика, дипломата и кинорежиссера, этот город назывался Вильно и входил в состав Российской империи. При рождении мальчик получил имя Роман и фамилию, как и полагается, по отцу, Кацев. Мать Романа, в девичестве Мина Овчинская, какое-то время подвизалась на театральных подмостках. Не достигнув больших высот на этом поприще, она блестяще раскрыла свой талант в качестве матери единственного сына. Интереснейшая история взросления Романа возле обожающей его матери, уверенной в том, что сын ее станет великим человеком, рассказана писателем в романе "Обещание на заре".

Откуда взялось такое странное название - "Обещание на заре", более подходящее для любовного романа с клятвами влюбленных на рассвете, нежели для книги о материнской любви? А вот откуда: "Нехорошо, когда тебя так любят, так рано, таким юным. Это прививает дурные привычки. Думаешь, вот оно, случилось. Думаешь, что сможешь найти это снова, где-то еще. Рассчитываешь на это. Высматриваешь, надеешься, ждешь. Вместе с материнской любовью жизнь дает вам на заре обещание, которое никогда не исполняет. <...> Я не говорю, что надо помешать матерям любить своих детей. Я говорю лишь, что лучше бы у матерей был еще кто-то для любви." Каждому знакомо избитое выражение "материнская любовь слепа". Любовь мамы маленького Романа обладала весьма острым зрением. Удивительно, но все материнские предсказания сбылись, хотя, как говорится, ничто не предвещало, скорее, наоборот.

Язык у Гари хорош. Выразителен. Точен. Местами даже афористичен, поэтому в статье так много цитат, уж очень хотелось поделиться с вами этими образчиками авторской мудрости, юмора и наблюдательности. Взять хотя бы описания первой любви Кацева-Гари, случившейся с ним в возрасте почти девяти лет и обращенной к жестокой восьмилетней красотке Валентине, и любовной страсти кондитера Мишки, за которым с крыши сарая наблюдали шестеро мальчуганов, - они невероятно вкусны, блестящи, незабываемы и содержат очень верные замечания о человеческой сущности. Юмор как средство "обезвреживания" действительности - одна из подсказок от Гари "юноше, обдумывающему житье". Он пишет, что "юмор — это проявление достоинства, утверждение превосходства человека над обстоятельствами". И это не просто "улыбайтесь, господа". Только став объектом всеобщего внимания и выстояв под градом насмешек и шуток, все равно, доброжелательных или язвительных, вызванных завистью или просто желанием позубоскалить, можно по-настоящему, сердцем понять фразу Гари: "Я уже давно не боюсь казаться смешным; сегодня я знаю, что человека осмеять невозможно".

Не бояться иронически говорить о себе и "терять штаны на публике" - такое умение дорогого стоит, потому что свидетельствует о зрелости души, способной отделить семена от плевел. Нас всегда заботит впечатление, которое мы производим на окружающих, наше стремление предстать перед миром в определенном свете иногда связано с поистине титаническими усилиями, изматывающими до такой степени, что сил на саму жизнь почти не остается. Но Гари смеется не только над собой, через свое "я" он высмеивает присущее человеку "общечеловеческое правило", это образ жизни, образ мыслей, который словно навязан человеку извне, и кажется, стоит только сбросить эти невидимые оковы, как человечество вдохнет полной грудью и сможет, наконец-то, жить в мире справедливости, красоты и гармонии. Моя любимая цитата в романе - "...жизнь представляется мне великим эстафетным забегом, где каждый из нас, прежде чем упасть, должен пронести дальше этот вызов — быть человеком".

Поскольку в книге речь идет о материнской любви и становлении человеческой личности в сложных семейных и исторических обстоятельствах на фоне европейской жизни первой половины двадцатого века, конечно, без психоанализа дело не обошлось. Не могу отказать себе в удовольствии процитировать слова Гари, написанные по этому поводу, разумеется, не без юмора, но в каждой шутке, как известно, есть доля правды: "Психоанализ принимает сегодня, как и все наши идеи, какую-то изуверски-тоталитарную форму и пытается заковать нас в колодки собственных извращений. Он подменил собой суеверия, охотно прикрывается семантическим жаргоном, фабрикующим свои собственные элементы анализа, и привлекает пациентов с помощью психического запугивания и шантажа." И еще на ту же тему, но с сексуальным уклоном: "Самые видные личности из числа педерастов мне часто советовали тайком сходить на психоанализ, чтобы проверить, так ли уж я безнадежен, и выяснить, не вызвана ли моя любовь к женщинам какой-нибудь полученной в детстве травмой, от которой меня еще можно излечить." Кстати, про секс. Гари в своих книгах всегда ставит перед читателем вопросы нравственного порядка, в то же время не призывая к соблюдению норм патриархальной морали. Возможно, некоторые его похождения покоробят особо щепетильных товарищей, но и тут автор свое кредо изложил достаточно четко: "Я никогда не мог согласиться с теми, кто ищет критерий добра и зла в сексуальном поведении людей, для меня человеческое достоинство всегда помещалось выше пояса, на уровне сердца, ума и души, где обычно и творится самая гнусная проституция."

Ромен Гари не принадлежит к "правильно" верующим людям. Его отношения с Богом нельзя заключить в рамки какой-то одной конкретной религии. Тем не менее, есть у него одно глубоко верное замечание и по этому поводу: " ...слово «атеист» мне нестерпимо; я нахожу его глупым, устарелым, оно попахивает затхлой пылью веков и как-то по-мещански, реакционно ограниченно — не могу толком определить, но оно выводит меня из себя, как все самодовольное, самонадеянное, притязающее на полное вольнодумство и осведомленность." В самом деле, довольно часто человек, открыто и агрессивно декларирующий свой атеизм, просто считает себя выше "одураченной кучкой церковников толпы", ведь ему-то, избранному, уже открылась истина во всей красе. В противном случае, элементарное воспитание и такт, ведь речь идет о таких тонких материях, как вера и религия, не позволило бы индивидууму выступать столь безапеляционно и свысока судить других в вопросах, которые, по сути, его, атеиста, никоим образом не касаются.

То, что сделала мать для Романа во время войны, лучше всего описал Константин Симонов в своем легендарном стихотворении: "Ожиданием своим ты спасла меня." Это история невероятно трогательна и в то же время напоминает напутствие спартанки сыну - "С ним (щитом) или на нем!" И если до этого момента можно было во многом не понимать мать главного героя, испытывать к ней жалость или искренне негодовать по поводу ее поступков, но письма к сыну во время войны выводят все повествование на совсем другой уровень. И я согласна с теми, кто назвал роман "Обещание на заре" "гимном материнской любви". Безусловно, мать была достойна такого гимна.

***

"Люди рассказывают друг другу красивые истории, а потом погибают за них - они полагают, что тем самым претворяют свою мечту в жизнь."

Ромен Гари, "Европейское воспитание"

"Европейское воспитание" - литературный дебют Ромена Гари. Дебют удачный. Книга была издана в 1945 году. Конечно, она о войне. Причем войне партизанской, которая идет на оккупированной фашистами территории Польши. Книга удивительная. Мне сложно подобрать слова, чтобы рассказать вам, насколько это честная, светлая и добрая книга. С какой любовью к людям она написана. С какой болью за этих людей... Это все та же война, о которой мы столько знаем. И все-таки это совсем другая война, точнее, это другой взгляд на эту войну. Взгляд гуманиста и художника. Почему-то мне кажется, что вот так ее мог бы описать Андрей Рублев, каким его нам показал Тарковский... Несколько цитат: "...существуют такие моменты в истории, один из которых мы сейчас переживаем, когда все то, что не дает человеку отчаяться, все то, что помогает ему верить и жить дальше, нуждается в укрытии, в убежище. Этим убежищем иногда становится песня, стихотворение, музыка или книга. Мне хотелось бы, чтобы моя книга стала таким убежищем, чтобы, открыв ее после войны, когда все кончится, люди нашли в ней нетронутым свое добро, чтобы они узнали, что нас можно было заставить жить, как зверей, но нельзя было довести до отчаяния."

"Мальчик играл… И вдруг Янеку стало страшно, он испугался смерти. Хватило бы одной немецкой пули, холода или голода, и его душа исчезла бы, так и не вкусив из человеческого Грааля, сотворенного посреди чумы и ненависти, бойни и презрения, ценою кровавых слез и в поте лица, посреди великих физических и духовных страданий, гнева или равнодушия небес, неоценимого труда этих людей-муравьев, сумевших за несколько лет горемычной жизни создать красоту на века."

"– Каким он будет, этот новый мир?
– Это будет мир без ненависти.
– Тогда нужно будет убить много людей…"

***

"Обычно и у нас, и в Америке одного слова «негр» достаточно, чтобы дать полное представление о человеке."

Ромен Гари, "Белая собака"

Пришла к вам домой собака. Хорошая собака. И вы можете себе позволить оставить ее у себя. И все хорошо, пока не обнаруживается, что это не просто собака, а white dog, специально выдрессированная для травли негров. Вы - белый человек, но вы и просто человек тоже. Вы решаете, что собаку можно "вылечить". Надо найти человека, который умеет лечить собачьи души. И вам кажется, что вы нашли такого человека. Несмотря на то, что он негр, похоже, человек все-таки понимает ваше желание помочь бедному животному, хотя и не особенно верит в успех этой затеи. Собака ведь ни в чем не виновата. Ее просто так дрессировали. Виноваты плохие люди, которые испортили хорошую собаку. И вот ваша собака здорова. Она больше не white dog. Теперь она black dog. Со всеми вытекающими. Книга "Белая собака" автобиографична и описывает реальный случай с реальным животным. Но все же эта история не "про собаку". Гари пытается разобраться в том, что происходит вокруг. Я не хочу углубляться в подробности, что творилось в Америке в конце 70-х по поводу борьбы за права негров, как и кто это использовал в личных интересах. Гари из всего увиденного делает совершенно потрясающий вывод: человек не имеет цвета кожи, если он - человек. Потому что главное - быть человеком. Это очень трудно. Это самое трудное, что выпадает нам на долю в этой жизни. Быть и оставаться человеком. И снова цитаты:

"Я боюсь людей, чьи широкие взгляды основаны не на социологическом анализе, а на скрытых психологических травмах."

"Нужно тщательно исследовать, как травмируют личность масс-медиа, которые живут за счет драматических ситуаций, утрируют их и выжимают до капли, провоцируя постоянную потребность в ярких происшествиях."

"Когда рушится вся система ценностей, оргазм — это единственное, в чем можно быть уверенным." (здравствуй, сексуальная революция!)

"Вы можете оказаться разочарованным, обманутым и осмеянным, но гораздо важнее, что вы не утратите веру в людей. Не так страшно в течение еще нескольких веков позволять другим злобным зверям за ваш счет утолять жажду из этого святого источника, как видеть его иссякшим. Не так страшно потерять, как потеряться."

***

"Жизнь – она не для всех."

Эмиль Ажар, "Вся жизнь впереди"

Лучше всех о том, почему Ромен Гари стал Эмилем Ажаром, написал он сам в своем эссе "Жизнь и смерть Эмиля Ажара". Самое удивительное, конечно, во всем этом - история с Гонкуровской премией. Это французская премия за лучший роман года, учрежденная в самом начале прошлого века. Присуждается она раз в жизни, т.е. один литератор может быть ею награжден только один раз и только за один роман. И лишь однажды случился казус с повторным получением Гонкуровской премии. Ромен Гари получил ее за роман "Корни неба" в 1956-м, а Эмиль Ажар - за роман "Вся жизнь впереди" в 1975-м. Никто ж не знал, что Гари и Ажар - одно и то же лицо. Все рукоплескали "молодому и талантливому" Ажару, никто и представить себе не мог, что "новое слово во французской литературе" принадлежит "старому и исписавшемуся" Ромену Гари. Как пишет он в своем эссе: "Я как автор был сдан в архив." Свои чувства по поводу alter ego Гари описывает так: "Это было для меня новым рождением. Я начинал сначала. Все было подарено мне еще раз. У меня была полная иллюзия, что я сам творю себя заново." Конечно, если бы критики дали себе труд вчитаться в текст, они бы поняли, кто есть кто, потому что после внимательного прочтения обоих романов - "Обещание на рассвете" и "Вся жизнь впереди" - не остается сомнений, что их писала одна и та же рука. Но критики не читают романов, они их оценивают. "От всего того, к чему литература стремилась и в чем видела свое назначение – содействовать расцвету человека, его прогрессу, – не осталось сегодня даже красивой иллюзии."

Но вернемся к роману "Вся жизнь впереди". Повествование ведется от лица десятилетнего Момо, который живет у мадам Розы вместе с другими детьми проституток. Это такая своеобразная приемная семья, детский дом или приют, куда женщины легкого поведения отдают своих нежданных отпрысков за определенную плату на неопределенное время, пока сами "борются за жизнь" на улицах, в парках и прочих общественных местах. Момо - араб, мадам Роза - еврейка, пережившая гестапо и концлагерь, в том же доме живут и французы, и выходцы из различных районов Африки. И все бы ничего, да только мадам Роза стремительно стареет и страдает от провалов в памяти, а также множества других заболеваний, связанных не только с возрастом, но и с лишним весом. Вскоре они с Момо остаются вдвоем. Мадам Роза не хочет в больницу: " Они будут насильно заставлять меня жить, Момо. В больницах всегда это делают, у них есть на это законы. Я не хочу жить дольше, чем необходимо, а это уже перестало быть необходимостью. Есть предел даже для евреев. Они заставят меня терпеть муки, чтобы помешать мне умереть, у них есть такая штука под названием «клятва Гиппократа», которая предназначена специально для этого. Они вынуждают тебя мучиться до самого конца и отказывают в праве умереть, не желая, чтобы у тебя была такая привилегия." Момо не по годам наблюдателен, его выводы "про жизнь" то поразительно мудры и циничны, то по-детски наивны и абсурдны. Концовка романа выворачивает наизнанку все то, что осталось в душе невывернутым после "Обещания" и "Воспитания".

Чистоплюям в розовых очках, а также не заморачивающимся вопросами сложнее, чем "что приготовить на ужин", просьба не беспокоиться. Есть в мире тонны книг и проще, и красивее, и заумнее, и веселее.

2 декабря 1980 года Ромен Гари надел красную купальную шапочку, халат в красную шотландскую клетку, лег в кровать и выстрелил себе в рот из револьвера 38-го калибра. Ему было 66 лет. В предсмертной записке Гари написал: "Можно объяснить все нервной депрессией. Но в таком случае следует иметь в виду, что она длится с тех пор, как я стал взрослым человеком, и что именно она помогла мне достойно заниматься литературным ремеслом". Мне кажется, что ответ на вопрос "почему он это сделал?" кроется в еще одной цитате из "Обещания": "... мое инстинктивное отношение к жизни как художественному творчеству, скрытая, но непреложная логика которого всегда является логикой красоты". Ромен Гари дописал роман своей жизни до конца и поставил точку.

Обсуждаем статью здесь

26	Publicēts: среда, 26 Июня 2013 Skatīts 6428

© Aizliegts izmantot materiālus bez administrācijas rakstiskas atļaujas