Вполне земная беременность будущего командира спецназа 3

Меж тем мы как-то незаметно перевалили экватор. Диетологические зверства дитяти несколько поумерились, но, как я и предполагала, успели сформировать маме приятные и полезные привычки в виде незлоупотребления сладким, солёным и пр. Вес пока так и остался на прежней отметке, что перед запланированной фотосессией у Вали-Олив очень даже кстати, т.к. мордочка осунулась и теперь снова весьма подходит к длинным волосам, с которыми я давно не снималась из-за полностью комического сочетания локонов и круглого лица с крепкими толстыми щеками. А сняться там ныне есть с чем. Коллеги и много кто ещё неустанно долбает меня на предмет раскрытия страшного-престрашного секрета моих волос до попы, но, узнав его, скисает и обвиняет меня в нежелании помочь и раскрыть чудодейственный рецепт. Поэтому, пользуясь случаем, хочу ещё раз поклясться всем заинтересованным, положа руку на что хотите, что единственный мой секрет – беременность подряд двумя мужичками и спокойный двухгодичный отпуск по уходу без лаков, красок, укладок, с одной дежурной косой, по которой подрастающее поколение карабкалось, учась подниматься в кроватке, держалось, учась ходить, и множество других сугубо утилитарных неромантичных функций, которые, однако, не могли не повлиять на кровообращение кожи головы весьма приятным образом. Надо сказать, что мама моя, женщина прямолинейная, деревенски несентиментальная и не замороченная новейшими педагогическими методиками, с детства твердила мне, что волосы мои – в её породу, а значит, оставляют желать во всех смыслах и никогда не вырастут ниже лопаток. Не знаю, что на эту тему думали сами волосы, но я долго в это верила, пока почему-то не задалась целью как-то это мамино благое напутствие послать куда-нибудь подальше. Были короткие увлечения масками и расчёсываниями по двести раз утром и вечером, отварами и ополаскиваниями, даже специальными салатами, но, как это бывает, волосы занялись собой, как только я дала им продых, т.е. забыла о них напрочь, находя время между мытьём двух мальчишек кое-как ополоснуть и свою голову. Так или иначе, я, как часто бывает, получила сбычу мечт именно в тот момент, когда оно уже вовсе не сдалось – возраст уже тот, когда распущенными волосы не носят, выбрав или укладку, или стрижку. Пока я хожу с унылым кренделем на затылке и мучительно думаю, что делать с этим богатством дальше. Но вот с идеями для фотосессии здесь точно проблемы нет! А там и отпуск по уходу и целый год, а то и полтора можно обходиться утилитарной дежурной косой!

Со стороны доктора к нам тоже впервые никаких нареканий – вес не растёт, сахар не шкалит, железа столько, что можно запросто отдаться скобяной промышленности в качестве альтернативного ресурса. Но тошнит. Реже, слабее, но всё ещё тошнит, благо родное министерство осчастливило в этом смысле договором с каким-то сильно экологическим и сильно вонючим кафе в подвальном помещении, от чего теперь смердит жуткой нищей районной больницей во всех двух корпусах и дойти до кабинета без рвотных позывов не могут даже небеременные и мужчины. Вечером дома тоже надо быть начеку, ибо неловко повернувшись в постели, можно заполучить такой приступ тошноты, что просто ад, караул и Израиль.

Доктор Сержантс наконец тоже полностью осчастливлен, ибо ясно увидел пол, по своему обыкновению даже написав его большими буквами на экране поверх изображения. Ляля на втором скрининге, как и ожидалось, оказалась совсем худеньким скелетиком, без попы и щёчек – это добро нам обещано позже, но Калитянских объёмов, судя по питанию, там ждать совсем не приходится. Невзирая на лёгкость и маневренность с уменьшением веса, лень и сон тем не менее рубят меня по-страшному, позволяю себе час подрыхнуть и на работе, если случается оказия, что всё сделано, а следующее задание кто-то почему-то ещё не донёс.

Страшно даже подумать, что через месяц с деньками я наконец смогу утром спать и никуда не бежать, исключая детский сад пару раз в неделю и гуманитарную помощь коллегам по зачистке разного рода хвостов. Беременная начальница, изо всех сил скрывающая этот свой секрет Полишинеля, почему-то везде считает нужным трепаться обо мне во всех подробностях, даже там, где по определению, ей хорошо известному, сидят люди, ко мне весьма недоброжелательные. Ещё и дотумкивает передавать мне их неприятные комментарии. Я понимаю, когда ты одна, а их много, да на их территории, да ты в какой-то мере обязана перед ними заискивать, может создаться неловкая пауза в разговоре, которую можно мило заполнить упоминанием о бывшем коллеге, но... Но я молчу, потому что это начальница. Да и комментарии бездетных женщин с неудавшейся личной жизнью по-человечески мне тоже понятны, а всякие «плохие приметы» каждый создаёт себе сам.

Кстати, о Калитяне. Озаботившись оформлением его фотоальбома (кстати, желающие – это ещё актуально, см. объявление в Барахолке!), куда с рождения так и не вклеено ни одной фотографии, я констатировала, что куда-то запропастилась или тайно стащена бабушкой наша виньетка из роддома. Благодаря родному форуму тут же подняла на уши бывших бессменных роддомовских фотографов, хотя надежды, что они хранят файлы 2009 года, было довольно мало. Без хохмы не обошлось и тут: Слава нашёл по фамилии наше фото, но поспешил поделиться удивительным совпадением – по запросу на эту фамилию компьютер обнаружил ещё один файл: мальчик со столь же забубенным именем, родившийся в том же году, и с такой же фамилией! Представляете, как бывает! Давясь хохотом в трубку, папа наш едва смог членораздельно поведать, что этот второй забубенный мальчик – не совпадение и не чудом обнаружившийся родственник, а наш собственный старший ребёнок. Так что нам теперь отданы два файла с двумя щекастенькими младенцами, в которых больше как-то и не верится.

Вещизм периодически накатывает, но в сугубо деловой форме – увидела, понравилось, купила, мук выбора и прочей ерунды не испытываю и не планирую, мне важнее человека вырастить, а не до потолка его тряпками закидать. Я как раз тот ребёнок, которого на советском безрыбье заваливали рюшами из чековых магазинов, которому перед каждым званым вечером до воя с помощью мыла и какой-то матери засовывали руки в литые золотые браслеты без застёжек и с пяти лет ставили на платформы, но принесло ли это какую-то особую близость с родителями и любовь ребёнка к родителям – ответ, по-моему, на поверхности. Могила матери в километре от моего дома, но я там никогда не была, а местонахождение могилы отца мне неизвестно и как-то не очень силюсь узнать. Зато на память остались крошечные литые браслеты, от одного взгляда на которые ломит запястья, и кожа, покрывающаяся красными пятнами даже от качественного кружевного белья – в память о каляных рюшах невообразимых цветов и фасонов, которые, однако, не подразумевали удобства для носителя...

Как-то очень кстати продалась наша боевая машина – двойная коляска. Мальчишки даже взгрустнули, мне тоже на какой-то момент стало не по себе: старый друг, прошедший огонь и воду, дожди и сугробы... Почти живое существо.

Ловлю себя на мысли, что часто реально забываю, что беременна. Привычка наваливаться пузом на стол или что-то подобное давно отошла на второй план по чисто анатомическим причинам, инстинкт самосохранения и лялесохранения тоже никуда не делся, но меня постоянно бьют по ушам предостережения: тебе этого нельзя, тебе так нежелательно, ты этого не делай, ты там потихоньку... Первая реакция – тихое возмущение: почему это??? Постоянные поглаживания живота, личные приветствия в его адрес, клички «пингвин», «колобок» и пр. утомляют и каждый раз первая реакция – с ума сошли??? С одной стороны, внимание и забота, с другой – навязчивое сюсюканье, как с неполноценной, отношение как к контейнеру, который сам собой ничего не представляет и существует только ради содержимого. Даже кафешники повадились наваливать больше! Хотя и обсчитывать пытаются, но мы не даёмся. На этом не самом романтичном фоне почему-то в тему вспоминается Габриэла Мистраль с бессмертным и пронзительным: «Бледнею, когда он страдает во мне; я больна от его толчков, и я могу умереть от одного движения того, кто во мне и кого я не вижу. Ради него, спящего, как тонкая струйка воды под травой, не причиняйте мне вреда, не нагружайте работой. Простите мне всё: и недовольство едой, и ненависть к шуму. Вы поговорите со мной обо всех домашних огорчениях, о бедности и заботах, когда я уложу его в пелёнки. Коснетесь ли вы моего лба или моей груди, он – там, и он издаст стон, словно отвечая на рану. Муж мой, не трогай меня. Ты вызвал его из глубины моего существа, как лилию из воды. Дай мне быть такой, как спокойная вода. Люби меня, люби меня теперь немножко больше! Я, такая маленькая, дам тебе спутника на дорогах. Я, такая бедная, дам тебе другие глаза, другие губы, чтобы ты насладился вселенной. Я, такая гибкая, расколюсь от любви, как сосуд, чтобы вино жизни полилось из меня. Прости меня! Я хожу неуклюже, я неловко подаю тебе чашку; но ведь ты сам сделал меня такой, и теперь я с трудом двигаюсь среди вещей. Будь со мной нежней, чем когда бы то ни было. Не горячи моей крови, не волнуй моего дыхания. Теперь я – только легкая занавеска; все мое тело – занавеска, под которой – спящий ребенок.
– Кто я такая, – говорю я себе, – чтобы держать сына на своих коленях? И сама себе отвечаю: – Женщина, которая любила и чья любовь после первого поцелуя попросила вечности...»

Обсуждаем блог здесь

24	Publicēts: четверг, 24 октября 2013 Skatīts 7662

© Aizliegts izmantot materiālus bez administrācijas rakstiskas atļaujas